В начале января директор Агентства по контролю над вооружениями и разоружению Фостер в неофициальной беседе со мной уделил много внимания целесообразности взаимного отказа США и СССР от создания широкой системы ПРО. Стоимость ее, по его оценкам, будет минимум 15–20 млрд. долл. Какая-нибудь предварительная негласная договоренность по этому вопросу между главами обоих правительств могла бы иметь большое значение.
Предложение Фостера по вопросу о ПРО, как и дополнительный зондаж со стороны администрации Джонсона по этому вопросу, однако, замалчивалось или отклонялось советским руководством. Последнее отчасти считало, что мы опередили американцев в разработках в этой области. Главное же, психологически было трудно отказаться от кажущейся защиты своей страны от ракетного нападения. В целом это был недальновидный подход с точки зрения поиска возможных договоренностей с США.
Конкретный крупный разговор на эту тему произошел в Гласборо в 1967 году между Джонсоном и премьером Косыгиным, о чем еще будет идти речь.
Первая беседа наедине с Джонсоном
17 апреля я встретился с президентом в Белом доме по его приглашению. Мы беседовали наедине. Кабинет был тот же, что и при Кеннеди, но уже обставлен по-другому, без морской тематики, которую любил покойный президент. Преобладала техасская символика.
Джонсон был весьма приветлив. Он попросил передать поздравления Хрущеву в связи с его 70-летием. Показал сад Белого дома, своих любимых собак. Сказал, что любит поохотиться. Хорошо бы посоревноваться с Хрущевым. Он слышал, что советский премьер хороший охотник. „Гольф не для меня. Я люблю скакать на лошади и охотиться". Глядя на его мощную фигуру, этому можно было сразу поверить.
Затем вернулись в Овальный кабинет. Джонсон сказал, что давно хотел поговорить с советским послом о состоянии отношений между нашими странами. Заметил, что в целом удовлетворен им. „А каково Ваше мнение?" — спросил президент.
Ответил, что нашим двум правительствам действительно удалось создать определенные предпосылки к улучшению международной обстановки, что заключение договора о запрещении ядерных испытаний, достижение договоренности о невыводе на орбиту объектов с ядерным оружием, установление прямой связи между Кремлем и Белым домом содействовали улучшению советско-американских отношений. В этом году удалось найти взаимопонимание и в таком вопросе, как некоторое сокращение военных бюджетов. Теперь надо идти дальше, нужны долгосрочные меры по ограничению гони? вооружений. С этой точки зрения надо признать, что в текущем году сделано немного. Это, возможно, объясняется занятостью администрации выборами.
Джонсон тут же среагировал: „Да, конечно, эти соображения играют сейчас главенствующую роль во внешнеполитических шагах США". Должен признаться, заявил он далее, что за несколько месяцев пребывания в Белом доме я впервые по-настоящему почувствовал, какая это чертовски трудная и в высшей степени ответственная работа. Хочу прямо сказать, что я намерен продолжать линию на улучшение наших отношений, ибо это отвечает интересам обоих народов. Я не намерен сворачивать с намеченного пути. Я уверен, что большинство американского народа поддерживает меня и мою позицию. Негласные опросы Белого дома по ряду штатов подтверждают мнение в пользу нормализации наших отношений.
Это, бесспорно, свидетельствует об известном сдвиге в американском общественном мнении, немыслимом, скажем, даже несколько лет тому назад, подчеркнул президент. Однако в целом положение в стране далеко не такое простое. Еще очень многие прислушиваются к голосам тех, кто выступает против каких-либо соглашений с СССР и кто, по существу, проповедует даже ухудшение наших отношений. Недооценивать этого нельзя.
В этой связи я очень хотел бы сейчас публично выступить с инициативой, пусть небольшой, которая, однако, ясно показала бы общественному мнению страны, что, несмотря на крики Голдуотера и Никсона об угрозе международного коммунизма и необходимости усиления борьбы с ним, т. е. и с СССР, я намерен идти по другой дороге, дороге совместных действий с СССР, с премьером Хрущевым.
Поэтому я и хочу передать Хрущеву свое новое послание по вопросу о сокращении производства расщепляющихся материалов для военных целей, сказал президент.
Так получилось, что, когда я пришел к Джонсону, у меня уже было с собой позитивное послание от Хрущева на эту же тему. Хрущев, правда, поднимал при этом вопрос о том, что к такому шагу надо было бы привлечь и Лондон, и Париж.
Джонсон, ознакомившись с посланием, тут же сказал, что имеет мало влияния „на того парня в Париже" (де Голля) и попросил Хрущева все же пойти на двустороннее заявление от имени СССР и США, не дожидаясь других (что и было вскоре сделано).
По ходу беседы Джонсон также высказался в пользу обмена телевизионными выступлениями президента США и Хрущева.
Джонсон передал далее текст своего ответного послания Хрущеву по поводу нарушений американскими самолетами советских границ. Он сказал, что американским ВВС даны строгие указания следить за тем, чтобы границы не нарушались. Он попросил нас „не прибегать к крайним мерам", ибо могут быть и „неумышленные ошибки" (15 мая в устном конфиденциальном ответе Хрущев выразил удовлетворение по поводу мер, предпринятых президентом Джонсоном по прекращению нарушений советских границ).
Надо сказать, что президент Джонсон был весьма разговорчив. Он выделялся этим, пожалуй, из всех известных мне президентов. Джонсон активно жестикулировал и в наиболее важные моменты беседы приближал свое лицо к лицу собеседника, буквально нос к носу, и, прямо глядя ему в глаза и подтягивая его к себе за лацкан пиджака, старался убедить в своей правоте. Собеседник он был действительно интересный и не столько в плане беседы на профессиональные дипломатические темы (при них он явно скучал), сколько в общем, широком, разговорном плане. Он стремился вести беседу в дружественном тоне, избегая каких-либо острых углов, чтобы собеседники остались довольны друг другом.
В целом моя первая личная встреча с президентом показала, что почти все его заботы и помыслы были связаны с предвыборной борьбой. Через эту призму он тогда смотрел и на международные события. Томпсон мне прямо говорил в эти дни, что до выборов в советско-американских отношениях будет затишье — в том смысле, что серьезные вопросы решаться не будут. Во всяком случае, таков был настрой у президента.
Снова германский вопрос и Юго-Восточная Азия
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
